Край забытых богов[СИ] - Алина Борисова

— Спасибо, — шепчу распекающей меня Халдар.

— Ему спасибо скажешь. Завтра. Если б он меня не позвал — и спасать бы тебя было некому.

— Он — позвал?

— Он хороший мальчик, Лариса. Но он дитя своего народа. Не переоценивай впредь его возможности.

Киваю, все еще не в силах прийти в себя. Во сне Анхен, с хрустальными слезами из глаз. Наяву Лоу, с оскалом, пострашнее, чем у Анхена в Бездне. Спать, по настоянию Халдар, остаюсь в ее комнате, на маленькой жесткой кушетке.

А ночью опять мне снится Анхен. Только это уже не зал. Подвал какой–то. Комната без окон и с голыми бетонными стенами. А по стенам — кровь, кровь, кровь. И перепуганные насмерть глаза под черными бровями — тех, кто еще жив. И изувеченные, кровоточащие тела — тех, кто уже нет. А Анхен — в самом центре, обнаженный по пояс, перепачканный кровью и с окровавленным хлыстом в руке. В глазах клубится непроглядная тьма, он замахивается — я в ужасе сжимаюсь — и только слышу надрывный крик. И сердце обжигает, словно его коснулись раскаленные угли. Открываю глаза — и вижу пятна крови, брызнувшие на мою птичку. Он вновь замахивается — и я бросаюсь на него, обхватывая, не давая ударить. Забыв, что я тьма, бестелесна, бессловесна, бессильна.

— Прекрати, — твержу ему, — прекрати! — обвиваюсь жгутами дыма, обездвиживая, сжимая, стискивая. И он падает на колени, роняя кнут, начиная задыхаться.

— Остановись! Пожалуйста, Анхен, остановись, прекрати, не надо!

Он вздрагивает. Тянется рукою к птичке, замечает брызги крови на ней, пытается стереть. А мне больно от этого, так больно, что я просыпаюсь.

— Все, успокойся, все хорошо. Он тебя не тронет, — ну вот, разбудила Халдар.

— Да. Да, я спокойна. Я просто попить.

Долго пью, клацая зубами о стакан и глядя в небольшое окошко. Снег серебрится под луной, небо безоблачно, и мириады звезд пронзают своим светом черноту небес.

Что это было? Сон? Проекция моего чувства вины? Или я и впрямь вижу его — такого, какой он сейчас? Как те шаманы, что могли путешествовать по миру, погрузив свое тело в глубокий сон? Если так, то надо попробовать. Попробовать сделать то, о чем говорил мне Лоу. Развернуться и просто уйти. Уйти от него. Мир велик, а во сне границ нет. Я смогла бы перелететь через Бездну, и взглянуть на людей, и взглянуть… Даже думать об этом боюсь, чтоб не сглазить.

Тихо–тихо, чтоб опять не разбудить Халдар, возвращаюсь в ее комнату и ложусь в кровать. И долго не могу уснуть, продумывая, куда бы я хотела отправиться…

И вновь вижу его. Он сидит в своей спальне, в огромном кресле, развернутом к окну. На нем черный халат, полностью скрывающий фигуру, его черные волосы мокрые после душа. Его глаза в сумраке спальни тоже кажутся абсолютно черными. Но я чувствую — безумия в них нет, оно отступило. Он просто смотрит в окно. На ту же луну, что только что смотрела я, на те же звезды. На лице — ни эмоций, ни слез.

Я забираюсь на широкий подоконник, и сижу, глядя на него, до утра. Так и не вспомнив, что это сон, и я могу уйти, куда и когда захочу. Так и не захотев. Когда небо начинает светлеть, я просыпаюсь.

Халдар уже давно встала и ушла по своим делам. На спинке стула висит моя шуба. Одеваюсь и выхожу во двор. Некоторое время стою, раздумывая, а потом решительно двигаюсь прочь.

Снег неглубокий, утопаю всего по щиколотку. Я недалеко, мне просто надо пройтись. Проветриться, успокоиться. Как–то собраться с духом, чтоб взглянуть в глаза Лоу после вчерашнего. И надо уже что–то делать с этими снами, я так не могу. Вновь вспомнилась вся эта кровь, замутило.

Опустилась на колени в снег, протерла лицо. Снег морозил мне пальцы, стекая водой по щекам. Охлаждая. Успокаивая.

— Ну и кто опять заболеет? — мягкий голос над ухом раздался так неожиданно, что я вздрогнула. И чуть не заехала затылком ему в подбородок.

— Я не хотел пугать, маленькая, прости, — Лоу приобнял за талию и помог подняться. — И перчатки одевай немедленно, пока совсем не заледенела.

— Какой же ты нынче — и «прости», и «немедленно одевай», — ворчу, но одеваю.

— Двуличный? — в голосе легкая насмешка.

— Двуединый. Нежный и жесткий, просящий и приказывающий.

— Ну, по–моему, все это прекрасно описывается термином «заботливый», — мурлычет он весьма легкомысленно. А потом разворачивает меня к себе лицом, и смотрит прямо в глаза своими серьезнейшими на свете глазами. — Ты прости меня за вчерашнее, Лар. Прости, что так напугал. И не надо сбегать из дома. Я себя контролирую, правда.

— Ты меня прости. Не знаю, что на меня нашло. Пыталась решить свои проблемы, а о тебе даже не подумала…

— О себе ты не подумала, глупенькая. А мне — было бы хорошо, — он прижимает меня к себе крепко–крепко, демонстративно глубоко вздыхает мой запах и жмурится, словно сытый кот. Потом приобнимает одной рукой за талию, и ведет дальше. В бескрайнюю заснеженную степь. Словно мы просто вышли на очередную прогулку. А сам босой, едва одетый. Нет, верхней одеждой–то он, понятно, никогда не заморачивался, зачем ему. Но вот сапогами обычно не брезговал. — Знаешь, глупо так получилось, — продолжает он через десяток шагов. — Я ведь ждал. Ждал, что ты придешь ко мне однажды сама. И оказался глубоко не готов.

Ждал? Вот ведь… Я тут переживаю, что навязываюсь, а он, оказывается, только того и ждет!

— Предложение–то еще в силе? — и улыбается столь коварно, что попросту не выдерживаю. Нагибаюсь, набирая полную горсть снега, и засовываю «подарочек» прямо в вырез его рубахи. А ну и что, что ему не холодно, зато… мокро. Будет.

— Ах ты… — он выдергивает подол, чтобы вытряхнуть снег, а я убегаю прочь, не дожидаясь его страшной мести. И он бежит за мной, босиком по белому снегу, и легкая его рубаха полощется на ветру, и волосы развиваются за спиной. И я смеюсь, и он тоже хохочет, и тут я замечаю, что ноги–то у кого–то совсем в снег не проваливаются.

— А ты жульничаешь! — кричу ему. — На полеты уговора не было!

— А снегом кидаться — был?

— Был!

— Ты сказала, — и вокруг меня вздымается маленький снежный вихрь, кидая снежинки в лицо, в рукава, в воротник.

— Все, все, сдаюсь, — я поднимаю руки, пытаясь защитить лицо, но куда там. Влекомые ветром снежинки вездесущи. Зажмуриваюсь, и пропускаю момент, когда он оказывается рядом. Подхватывает меня на руки и несет, словно ветер снежинку, уже даже не притворяясь, будто идет по земле. Просто парит над ней — веселый, беззаботный. Ветер…

Чуть позже, сидя с Лоурэлом на полу у камина, и пытаясь отогреть безнадежно замерзшие пальцы на руках и ногах, я вновь и вновь размышляю о том, куда так тянет меня по ночам.